Рассказ-эпизод «Война в истории моей семьи»
Горелик Лилия Михайловна, 1937 года рождения,
ветеран педагогического труда.
Ранее работала учителем технологии в Школе № 444
Война глазами ребенка
Прошло более 80 лет с начала Великой Отечественной войны, а раны, которые она нанесла нашему народу, не заживают до сих пор. Я хочу поделиться своими воспоминаниями о тех великих годах.
Когда началась война, мне было 3 года 9 месяцев. Мои родители работали конструкторами на авиационном заводе, а жили мы на Фрунзенской набережной, недалеко от Крымского моста, идущего через Москва-реку, который немцы регулярно и упорно бомбили. Когда объявляли воздушную тревогу, мы бежали в бомбоубежище. Спускались вниз по лестнице в подвал, садились на широкие деревянные лавки-нары. Помню, что вокруг нас сидели и молчали люди, чем-то сильно озабоченные. Мама пыталась уложить меня спать, накрывала пледом. А я прислушиваюсь к грохоту над нашими головами и говорю маме: «Стреляют!». Плохо выговариваю это слово, так как не произношу букву «р», а вместо неё говорю «л». Мама меня успокаивает, говорит: «Это гроза на улице, гром гремит». Я снова внимательно прислушиваюсь, слышу страшный взрыв над нами. Нет, это не похоже на грозу. И я снова говорю громко, на весь подвал, обращаясь к маме: «Не-е..., это стреляют!» Мама успокаивает меня, а я ей впервые не верю.
Помню, как однажды мы не успели добежать до бомбоубежища и всю бомбежку простояли у подъезда. Запомнились бесконечные вспышки и грохот, было очень страшно. Но, самое главное, помню крики ребят, которые сбрасывали с крыши зажигательные бомбы, и мне так хотелось туда подняться и посмотреть, как они это делают.
Следующее моё воспоминание связано с нашим переездом из Москвы на родину моей мамы в Рязанскую область, в село Сергиев Боровок, чтобы спасти нас с сестрой от бомбежек. Родители оставались в Москве и продолжали работать на заводе. Поселились мы в доме старшей маминой сестры Дарьи, у которой было пятеро детей, один уже на фронте, вместе с бабушкой и младшей маминой сестрой Лизой, у которой были две девочки. Запомнилось мне, как моя сестра Неля, которой было уже 9 лет, бегала каждый день в центр села, где на столбе висела «чёрная тарелка». Она слушала сводки Информбюро, и каждый раз, возвращаясь оттуда, она рыдала и объясняла всем, что наши войска снова оставили какой-нибудь город и населенные пункты. Её успокаивали, но состояние у всех было очень грустное и подавленное, кто-то незаметно вытирал слёзы. А я не понимала, что произошло, почему все так огорчаются?
А потом мы уехали в эвакуацию за Волгу. В Москву нас уже не пустили, немцы подошли уже вплотную. Завод был эвакуирован в Куйбышев (теперь это Самара). Но жилья там еще не было, и нас поселили в деревне Ашаровке. Жили все вместе — бабушка, тётя Лиза с двумя дочками и мы с сестрой. Родители работали на заводе и изредка приезжали к нам. Начались уже холода, и я помню, как мама рассказывала, что при работе на станках у рабочих примерзают руки, и их отрывают вместе с кожей от станков, которые при этом тоже все в крови. А проблема была в том, что в цехах успели только поставить столбы и накрыть крышей, а стены сложить ещё не успели. Но для фронта требовались самолеты, и люди вынуждены были работать в таких нечеловеческих условиях.
Через какое-то время, когда завершилось строительство жилого дома, наша семья переехала в Куйбышев на Безымянку в коммунальную квартиру, в комнату, в которой кроме нас жила ещё одна семья — муж и жена. У них была одна кровать, а у нас две кровати, так как нас было четверо. Помню, как мама категорически запрещала мне смотреть на людей, когда они едят, потому что они могут подумать, что я у них прошу еду. И вот однажды я пошла в соседнюю комнату, где жила семья из трех человек, у которых была маленькая девочка, с которой я очень любила играть. И вот во время игры с их дочкой соседи садятся за стол обедать и сажают меня и подают тарелку с едой, а я, помня мамин наказ, вылезаю из-за стола и убегаю к себе в комнату. Мне очень стыдно, что я увидела их за обедом, и они пожалели меня. Кстати, это была семья, с которой нас потом свела судьба. Внучка этих соседей Аня потом училась в одном классе с моей дочкой Ирой, а их правнучка Лялечка была одноклассницей моей внучки Маргариточки в одной школе № 444. Вот такая случилась история в моей жизни!
Очень хорошо мне запомнился один случай, который произошел уже поздней осенью или в начале зимы. Надо было топить печку, чтобы согреть комнату и приготовить еду. Но не было ни дров, ни угля, которые обычно закладывали в печь, и не было денег, чтобы их купить. И тогда мама одела нас тепло, меня и сестру, дала в руки сумки-мешки из ткани и попросила пойти к железной дороге и набрать угля. Для взрослых это была запретная зона. Наш дом стоял рядом с железной дорогой, где находилась целая гора угля. Но мама нас строго предупредила, чтобы мы не приближались к угольной горе, а собирали кусочки угля только вдоль рельсов, так как если мы подойдем к куче угля и возьмем там уголь — это будет воровство, и нас могут расстрелять или посадят в тюрьму. Мы с сестрой долго ходили вдоль рельсов, подбирали фактически пыль с земли. Уже начало темнеть. Когда мы набрали по полсумки, нас заметил обходчик. Он подошел к нам, спросил, что здесь мы, две маленькие девочки, так поздно делаем. Мы, запинаясь, стали объяснять, что мы давно не ели, так как нам нечем топить печь, и что мы пришли собрать уголь для печки. Он потребовал, чтобы мы показали, что у нас в сумках. Меня трясло от страха, я боялась, что сбудутся мамины предупреждения. Он высыпал содержимое наших мешков на землю, тяжело вздохнул, увидев одну только пыль, и велел нам идти за ним. Мы подчинились. Он подвел нас к угольной горе, наложил нам полные сумки настоящего угля и велел быстро бежать домой.
Я помню своё состояние восторга, необыкновенной радости, когда мама открыла дверь квартиры, увидела нас с таким прекрасным товаром и услышала наш восторженный рассказ обо всём, что с нами случилось. И вдруг мама начала тихо плакать, потом горько рыдать и причитать, а я не могла понять, почему мама не радуется, а плачет, ведь мы так хорошо справились с её заданием.
Больше я не помню, чтобы мама посылала нас за углем.
Вспоминаю один случай, который произошел в моей семье, когда мне было уже 5-6 лет. Родителей не было дома. Мы с сестрой остались одни. Сидим на кухне. Она должна накормить меня ужином и положить спать. Помню, что сестра налила мне чай, дала кусочек хлеба, поделила кусочек сахара на четыре маленькие дольки, положила их на блюдечко, велела мне ужинать, а сама вышла с кухни. Когда она вернулась, я уже выпила чай и съела две дольки сахара. Сестра пришла в ужас. Ведь этот кусочек сахара был на всю семью, и мне полагалась только одна долька. Получилось, что я у кого-то съела часть ужина. Сестра пообещала остаться сама без сахара, а меня мучила совесть, я не могла уснуть, плакала, рыдала, пока не пришли родители и не успокоили меня.
В 1943 году мы вернулись в Москву, так как папа был отозван на авиационный завод ещё в 1942 году, сразу после того, как немцев отогнали от Москвы. Мы жили тогда в доме недалеко от Большого Каменного моста и кинотеатра «Ударник» на улице Большая Полянка. Жизнь постепенно налаживалась. Появилась возможность ходить в кинотеатр. Запомнился фильм «Жила-была девочка». Он был грустный, о войне, о блокаде Ленинграда, но на меня произвели впечатление в этом фильме две девочки четырех и семи лет, которых играли Наташа Защипина и Нина Иванова, за творчеством которых я потом следила всю свою жизнь. Незабываемое впечатление произвела сцена, где Наташа танцует цыганский танец под музыку из оперетты и поет «Частица чёртова в сиянье ваших глаз», накинув на плечи шаль. Наташа потом снялась в нескольких детских фильмах и была актрисой Театра Сатиры, а Нина снялась в роли учительницы в культовом фильме «Весна на Заречной улице».
Вообще, жизнь на Большой Полянке была очень содержательной. Ведь мы жили недалеко от Большого театра и довольно часто бывали там на спектаклях. Мама была поклонницей балета, а папа любил оперу, и поэтому по возможности покупали билеты, брали меня с собой, восторгались Козловским, Лемешевым, Лепешинской, Улановой. До сих пор в моей семье сохранились программки тех спектаклей. Благодаря этому я стала заядлой театралкой.
А ещё остались незабываемые впечатления от салютов, которые мы бегали смотреть на Большой Каменный мост, когда наши войска брали очередной город. Вид был необыкновенно красивый, когда над Кремлем и Москвой-рекой сверкали разноцветные огоньки. Особенно мне запомнился салют в честь взятия Будапешта. Народ кругом ликовал!
Потом была Победа. Это была радость со слезами на глазах. Многие, в том числе и мои родственники, не вернулись домой с этой страшной войны. Но у нас наступила наконец мирная жизнь, и все надеялись, что она будет счастливой. Но для этого сначала надо было восстановить превращённые в пепел города и сёла. А это стоило нашему народу невероятных усилий, особенно поколению моих родителей, и этого мы не имеем права забывать.